История без идеологии - ноу-хау российского президента

 

В четверг, 16 января, президент Владимир Путин встретился в Кремле с разработчиками концепции нового учебно-методического комплекса по отечественной истории. «Единые подходы к преподаванию истории не означают казенное, идеологизированное единомыслие. Самые драматические и неоднозначные события – неотъемлемая часть нашей истории. Задача школьного курса – дать ключевые факты об истории, о делах наших соотечественников. Мы сами, вольно или невольно, принижаем то, что сделано нашими предками», – заявил глава государства.

 

Валерий Михайлин, «Эксперт» 

 

По мнению Путина, новые учебники истории нужно «избавить от идеологического мусора».

«В прошлой системе проскакивали такие вещи, которые можно назвать плевком в лицо. Говорят о том, что в результате Второй мировой войны Восточная Европа погрузилась в оккупационный мрак сталинского режима. Но мы говорим о последствиях. А если бы победил фашизм, какие были бы последствия? Вообще некоторых народов не осталось бы как таковых: их просто истребили бы», – отметил президент.

Нынешнюю встречу можно считать подведением промежуточных итогов. Еще год назад Владимир Путин поручил чиновникам вместе с учеными подумать над созданием учебников «в рамках единой концепции», которая не имела бы «внутренних противоречий и двойных толкований». В конце ноября проект, подготовленный историческим сообществом, был передан в администрацию президента.

Сложнее всего оказалось выработать четкую позицию к недавней истории: из 31 «проблемной» темы, которые выделили историки, 16 пришлось на ХХ век, а 12 оказались связаны с советским периодом: от прихода к власти большевиков и Гражданской войны до перестройки и распада СССР. В спорные вопросы попали проблемы эмиграции, свертывание НЭПа с последующей коллективизацией и индустриализацией, установление однопартийной диктатуры и единовластия Иосифа Сталина. Дополнительного обсуждения, по мнению историков, требуют и вопросы, связанные с действиями СССР перед Второй мировой войной (в том числе пакт Молотова–Риббентропа) и «ценой победы» в Великой Отечественной войне. Роль СССР в начале холодной войны, реформы Никиты Хрущева, правление Леонида Брежнева и роль диссидентского движения также названы небесспорными. Вопросы вызывает и национальная политика большевиков и советского государства.

«Долго обсуждали проблемы революции и в итоге ввели новое определение для событий 1917 года – Великая российская революция, которая объединяет этапы февральской революции, октябрьской и Гражданскую войну. Обсуждали, как оценивать советское общество. Нашли формулу для 30-х годов – это советский вариант модернизации», – рассказал на встрече с президентом научный руководитель рабочей группы по подготовке концепции, директор Института всеобщей истории РАН Александр Чубарьян.

По его словам, у рабочей группы возникли разногласия с коллегами по СНГ при обсуждении оценок присоединения к России Средней Азии и Кавказа: в ряде республик этот период считают колониальным; Россия с такой позицией не согласна.

Несмотря на наличие спорных моментов, Владимир Путин призвал двигаться вперед. «Совместно мы можем выработать максимально объективные подходы к оценкам. Мы можем это сделать, и нужно это делать», – сказал президент.

По мнению главы государства, к процессу обсуждения должны подключиться и школьные учителя. Кроме того, президент считает, что педагоги в школах должны иметь возможность рассказывать ученикам разные точки зрения на исторические факты и события. Он добавил, что нужно выйти на согласованную трактовку событий в тех случаях, где это возможно.

Внедрение новой концепции в школы начнется уже в 2014 году. Как заявил министр науки и образования Дмитрий Ливанов, «к началу нового учебного года будет разработана примерная программа по истории России, она будет использоваться как основа для преподавания». Новый учебник появится позже – через полтора-два года. «Мы сейчас проводим экспертизу всех учебников, которые входят в федеральный перечень учебников – там сейчас 11 линеек по истории России. Из них останутся в списке и будут использоваться в школе, пока не будет нового учебника, только те, которые полностью соответствуют новой концепции», – пояснил Ливанов.

Чтобы понять, что мешает созданию нового учебника по истории России, мы опросили наших экспертов, сообщает "Эксперт".

Анджей Иконников-Галицкий, писатель-историк:

– На мой взгляд, полностью деидеологизировать учебник истории невозможно. Идеологические позиции авторов неизбежно будут сказываться при его написании, и это нормально. Главное – давать и учителям, и учащимся возможность видеть предмет с разных точек зрения и выбирать ту концепцию и идеологию, которая наиболее убедительна.

Именно поэтому как раз единый учебник всегда будет максимально идеологизирован. Такой учебник, вообще говоря, возможен только в тоталитарном обществе, где единомыслие существует на государственном уровне. Учебник истории, одинаковый для всех, – это, как писал Козьма Прутков, «проект введения единомыслия в России».

– Какие исторические события объяснить вне идеологии особенно трудно?

– Отделить от идеологии труднее всего события, которые актуальны сегодня. В принципе всю историю приходится интерпретировать. Мы все-таки прошлое не держим в руках, мы его восстанавливаем. Поэтому максимально начинены идеологией те моменты, которые нам важны до сих пор. Если сегодня актуальна темы революции – она будет идеологизирована. Если актуальны сталинские репрессии – они будут либо вычеркнуты из учебника, либо так или иначе идеологизированы.

Именно поэтому учебники истории непременно должны быть вариативными. Несомненно, должны существовать определенные рамки, выверенные концепцией. Но надо понимать, что и школы разные, и уровень учеников, и подходы к преподаванию тоже разные. Поэтому учитель должен иметь выбор из пяти-шести вариантов учебников.

– Можно ли проблему идеологизации истории свести к необходимости делать сжатую выборку из обширного исторического материала?

– Нет. Даже опытный ученый-историк не может до конца освободиться от идеологических подходов. Но он может – и обязан – представить не только свою точку зрения, но и иные взгляды. То же самое можно сказать о процессе обучения. Учитель должен показать учащимся разные подходы и оценки ситуации. Конечно, сам он будет при этом на чьей-то стороне, но учитель и не должен играть в полную объективность. Как раз если он высказывает свою точку зрения, но допускает и иные, это очень полезно для обучения и воспитания.
Проблема заключается в том, что в самом российском обществе нет единого подхода к оценке исторических событий. Наше общество отнюдь не едино и не будет таковым в обозримом будущем, оно все еще переживает расколы, которые произошли в прошлом. В нем имеются трудно совместимые, нетерпимо относящиеся друг к другу позиции. Это тоже одна из причин, по которой сейчас не может быть единого учебника истории.

– Как в школьном учебнике можно с разных точек зрения объяснить, к примеру, «Большой террор» или пакт Молотова–Риббентропа?

– С моей точки зрения, с пактом Молотова–Риббентропа ситуация проще. Здесь действительно можно показать две стороны вопроса. Одна – это Советский Союз, который стоит перед угрозой быть втянутым в мировую войну и поэтому должен обеспечить свою безопасность. Другая сторона – прибалтийские республики, которые оказываются между молотом и наковальней. Правда в данном случае и на той, и на другой стороне – и это, мне кажется, любой школьник может понять.

А вот «Большой террор» настолько иррационален, настолько пропитан абсурдными мотивами, что объяснить его со здравых позиций очень сложно. Вот здесь, действительно, нужно искать серьезные концептуальные подходы. Возможно, следует возвести тему террора к Гражданской войне и считать его продолжением этой войны с ее психологическими мотивами. Тут надо думать и искать, это одна из самых сложных, трудных для понимания и объяснения тем.

– В концепции нового учебника истории, о котором Владимир Путин говорил с учеными, Октябрьская и Февральская революции объединены. В пособии говорится о Великой российской революции, прошедшей несколько этапов – в феврале 1917 года (раньше называлась Февральская революция), в октябре (Октябрьская революция) и Гражданская война 1917-1923 годов как продолжение этих событий. Такое укрупнение событий – правильный подход?

– Думаю, в данном случае это вполне здравое решение. Вопрос в другом – насколько методически грамотно это представлено в соответствующей главе учебника? Но концептуально 1917 год и период Гражданской войны – это период единого общенационального кризиса, который допустимо рассматривать в целом. 

– А как объяснить коллективизацию?

– Объяснить-то ее несложно. Неизбежный процесс индустриальной модернизации делал коллективизацию – в той или иной форме – реально необходимой. Проблема в том, что коллективизация по сталинскому сценарию была проведена с применением массового насилия и принуждения и обошлась очень дорого.

Это тоже один из моментов, на котором раскрывается мастерство и авторов учебников, и учителей. Потому что здесь тоже необходимо показать две стороны процесса и его трагическую неизбежность. С одной стороны – крестьянство с его вековыми традициями, с другой – государство, которое должно осуществить модернизацию в условиях стремительно надвигающейся мировой войны. Отсюда и трагическое столкновение, и огромная цена за коллективизацию.

– Как тогда оценить фигуру самого Сталина и цену его решений?

– Сталина нельзя демонизировать. Надо помнить, что личность в истории всегда играет предписанную ей роль. И что, если бы не было человека, которого звали Иосиф Виссарионович Джугашвили, на его месте был бы кто-то другой, который сыграл бы ту же историческую роль.

Конечно, на Сталине лежит огромная ответственность – прежде всего за жертвы коллективизации и репрессий. Но в то же время Сталин был политиком, действующим в определенных условиях, и вряд ли мог избрать другой путь. Сталин к тому же был честным политиком. Он осуществлял политическую идею, в которую верил, – это несомненно. Другое дело, сама идея во многом была порочна – как, впрочем, все политические идеи. Поэтому образ Сталина – с моей точки зрения – должен быть раскрыт как символизирующий трагедию и столкновение исторических потоков в нашей стране в XX веке.

– Путин на встрече предложил «подумать и о том, чтобы синхронизировать курс истории России с преподаванием истории зарубежных стран, которую также в школах проходят». Это здравое предложение?

– Сам по себе подход правильный. Но неправильно было бы объединять курсы истории России и зарубежных стран в одном учебнике и одной программе. Они все-таки должны быть разъединены. Мы проходим историю собственной страны как свою биографию – гораздо более подробно и детально. Она тесно связана с культурой, в которую мы включены, – следовательно, связана и с другими учебными предметами, например, с русской литературой. Поэтому предметы и учебники должны быть разными, но, конечно, определенная синхронизация между ними обязательна – но она всегда и была.
– Чего лично вы ждете от нынешней работы над новым учебником истории?
– Работа всегда во благо. Работа над новым учебником уже стала поводом для обмена мнениями, разработки более взвешенных концепций. И, конечно, нужно сперва посмотреть, что за единый учебник получится: вдруг он окажется очень удачным?
– Современные школьники интересуются историей, есть ли разница между ними и их сверстниками времен СССР?

– Интерес к истории сейчас, возможно, даже больше, чем в советское время. Из-за того что в СССР этот предмет был слишком идеологизирован, к истории относились как к чему-то принудительному.

Но сейчас, к сожалению, качество образования и уровень общей культуры детей в школах катастрофически падает. Дети просто не готовы в седьмом классе воспринимать проблематику Реформации, а в девятом – проблематику революции и Гражданской войны. Подростки – в значительной своей части – просто не понимают, о чем идет речь. Они не читали, не слышали этих слов и имен… Именно это незнание создает огромные проблемы в преподавании истории…

 

Игорь Чубыкин, доцент кафедры политической истории факультета госуправления МГУ:
– Мне думается, нет крайней необходимости в едином учебнике истории. Лично я бы предпочел иметь дело с двумя-тремя вариантами учебника. Они должны быть в концептуальном отношении очень близки, как родные братья, но при этом все-таки не быть близнецами.

Что касается концепции истории – она вполне может быть единой. Но при этом должно оставаться поле творчества для преподавателя и учителя, чтобы они имели определенный допуск, свободное пространство для высказывания личной позиции.